Зима. В лицо сыплет мелкая снежная крупа. Наверное  от этого на десятом километре привычной дистанции от Троллейбусного парка до некогда популярного кинотеатра «Мир»  правильный и размеренный темп опытного марафонца начал давать сбои. Ломался выверенный годами ритм дыхания. Голова раскалывалась от засевшего в висках маятника. Внутренний голос настойчиво советовал перейти на шаг.

-Видимо придется показаться врачам, — сказал сам себе, достигший вчера полувекового юбилея, молодой человек. Да, да — молодой человек. Именно так обращались к нему в маршрутках, магазинах и банях, осунувшиеся и сморщенные, как мочёные яблоки сверстники и сверстницы. Филипп Пантелеевич в душе этому радовался и ещё более уверовал в правильность выбранной им цели — дожить, как минимум, лет до ста, пережив не только своих одноклассников, но и их детей. А к тому времени стволовые клетки эликсира бессмертия будут продаваться в аптеках, как сейчас аспирин, и в перспективе, можно будет поблаженствовать  на этом свете еще лет тридцать, а то и пятьдесят.
Бессмысленное времяпровождение никому не нужного в хлеборобном крае выпускника института морского и речного транспорта  на мало- оплачиваемой, с неполным рабочим днём, должности, с некоторых пор, стало раздражать членов его семьи,  в которой  кормильцем была его жена. На ней лежало бремя ответственности за судьбы детей, престарелых и больных родителей, за семейный быт и ремонт недавно купленной квартиры улучшенной планировки. Она беспокоилась да же за неряшливый внешний вид её мужа.
Всё чаще дома он выслушивал упрёки о своей бесполезности и никчемности и, что особенно было обидно, внимать таким разговорам в присутствии гостей: старых друзей и новых знакомых. В такие минуты  острая душевная боль пронзала и без того ущемлённое самолюбие неплохого, в общем-то, человека. Тупо уставившись в празднично накрытый стол, Филя, до краев наполнял бокал для вина пятизвездочным армянским коньяком, картинно выпивал залпом, и, обиженно закусив ломтиком лимона, выходил на лоджию. Ему было жалко себя до слёз. Он клял проклятую горбачевскую перестройку, Ельцина с друзьями олигархами, успевших прибрать страну к рукам раньше, чем он научился правильно выговаривать слово «ваучер».
Завтра он обязательно уволится из опостылевшего отдела статистики и, хлопнув дверью, уйдет на другую, пусть тяжелую, но с достойным заработком работу.
Но на следующий день Филипп Пантелеевич опять уныло плелся на своё прежнее рабочее место. Амёбоподобное безмятежное существование полностью устраивало, и всё текло по старому. Лет десять назад Филя обратил внимание, как сильно постарела и осунулась его жена. Неумолимая, глубокая морщина надвое разделила лоб, мешки, под красными от недосыпания глазами, выдавали больные почки. К тому же она бессовестно растолстела на своей сидячей работе. Показываться с ней на людях лишний раз из-за этого не хотелось.
С некоторых пор  он замкнулся в себе и всё меньше оставался дома. Летом и осенью пропадал в Русском лесу. Даже в самый засушливый год без полного грибного лукошка домой не возвращался. Только вот свежеприготовленные грибы в этот день не ел, ссылаясь на усталость. Зато  с каким удовольствием он смотрел на домочадцев, уплетающих «за обе щёки» с большой чугунной сковородки аппетитно хрустящие, жаренные в сметане и впитавшие в себя весь аромат осеннего леса опята, сыроежки и свинушки. Утром, только полностью убедившись, что самочувствие его близких не вселяет опасений, он  и сам спокойно принимался за вчерашнее блюдо.
Мать Филиппа, получавшая скромную пенсию,  обычно  звонила ему раз в месяц по междугородке  и каждый раз сообщала новости его родного приморского городка. К сожалению,  они  все чаще напоминали некрологи. Старушка, вздыхала и, причитая, рассказывала, с начала о внезапно скончавшемся от инфаркта его однокласснике – некогда удачливом бизнесмене, а потом о геройски погибшем, двоюродном брате, начальнике полковой разведки, прикрывавшего  в горах отход своей разведгруппы. Их всех уже не было, а он был! Так значит, стоит максимально продлить свою жизнь и, как можно дольше, оставаться свидетелем всего происходящего! Ведь свидетели  всегда живут дольше, чем участники. Долголетие любой ценой — возведенная в абсолют идея  управляла его мыслями и поступками.
Строгий режим дня, как минимум, ежегодная проверка общего состояния здоровья, стоматолог раз в полгода, парная по четвергам, закаливание, полноценный сон, и как можно больше свежих фруктов и овощей. В правильном и здоровом питании Филя мог себе не отказывать, благо жалованье супруги это позволяло. И главное —  верное средство от инфаркта — утренняя и вечерняя пробежка. Каждый день, в любую погоду, независимо от настроения, ворчания жены и взрослеющих детей, пытавшихся вместо воскресного бега, навязать ему какие-то мелкие бытовые поручения, он упорно мерил подошвой своих кроссовок глубину тротуарных луж.
Через год матери не стало. Он не поехал на похороны, как и не простился с умершим через семь лет старшим братом —  берег нервные клетки.
…Снова зима. Город проснулся. Небоскрёбы, словно сказочные великаны, оглядывались по сторонам и удивлялись, выпавшему за ночь  снегу. Спешили куда-то люди. Одни ехали, другие шли ему навстречу. Из салона застрявшего в утренней пробке автомобиля на солнечных батареях, доносилась популярная лет пятьдесят назад песня:
« Если вы попались мне навстречу,
значит Вам со мной не по-пути…»
-Конечно «не по-пути», криво усмехнулся он, — ведь все вы- потенциальные покойники. Главное – бег. Привычная дистанция. Средний темп. Ровное дыхание. Уже семьдесят, а выгляжу на пятьдесят.

…Прошли годы. В небольшом южном городе уже никто и не помнил, как зовут и сколько лет этому чудаковатому с длинной седой бородой угрюмому старику, каждое утро торопливо ковылявшему своими кривыми ногами по прямым ставропольским улицам. Говорят, давным-давно этот городской сумасшедший похоронил жену, а потом состарившихся детей.

Его хоронить было некому.