Человек спрятан за своими словами.

(Персидская пословица)

I

Беспощадное южное солнце  постепенно скатывалось за линию гор, уступая место  вечерней прохладе, смешанной с ароматом хамаданских роз.  В шестой день месяца Шавваль[1] 1332 года Хиджры[2], в полутора фарсахах[3] от Тегерана, в местечке  Зергенд, на увитой виноградом айване[4], в плетеном кресле  сидел господин  лет сорока пяти. Он задумчиво вертел в руках коробочку монпансье с надписью «Георг Ландрин», и казалось, полностью отрешился от окружающей действительности, забыв   о кофе, дымящемся в крохотной фенджане[5] и о стакане прохладного шербета на столе.

Светлые свободные брюки, белая сорочка с расстёгнутым воротом и лёгкие гиве[6] свидетельствовали о том, что он находится у себя дома.  Правильные черты лица ничем особенным его не выделяли, если не считать полнейшего отсутствия усов и бороды, что было редкостью не только для персиян, но и для служащих русской летней дипломатической резиденции, расположенной неподалёку. Заметная седина  посеребрила  виски и принялась завоёвывать  густые, некогда совершенно чёрные волосы.

…Девять лет назад, бывший начальник отделения Азиатского департамента МИД России, выполнив немало тайных поручений за рубежом, вынужден был подать в отставку. Причиной послужило сквозное ранение обеих ног, полученное «в подарок» от  агента   с Туманного Альбиона. Англичане не могли простить русскому коллеге перехват секретной телеграммы,    премьер-министра Соединённого Королевства своему  посланнику на переговорах с Россией по разграничению сфер влияния в Персии.

Клим Пантелеевич Ардашев сумел тогда побороть не только хромоту, но и всего за год закончить факультет правоведения Петербургского университета,  брошенный когда-то в угоду увлечения Востоком. И вскоре – чего греха таить! – не без помощи  своего бывшего ведомства, новоявленный юрист получил разрешение  на занятие адвокатской практикой, минуя обязательный пятилетний срок помощника присяжного поверенного.

В столице он не остался, а решил начать новую жизнь в городе своего детства –  в Ставрополе. Сто тысяч рублей, полученных в дополнение к  Владимиру IV степени и золотому  перстню с вензельным изображением «Высочайшего имени Его Императорского Величества» пришлись как нельзя кстати.  В том  же, 1907 году,  у семейной четы Ардашевых появился собственный   особняк на Николаевском проспекте.

Тихая и размеренная  жизнь провинциального сибарита продолжалась недолго. Первое же дело, связанное с удушением коммерсанта Жих на скамейке городского бульвара, заставило Клима Пантелеевича прибегнуть к навыкам, полученным  во время выполнения  тайных миссий. Стоит признать, что слава присяжного поверенного, который защищал только тех, в чьей невиновности он абсолютно уверен, летела  впереди него. К услугам ставропольского адвоката  обращались  даже  известные  столичные вельможи. Не стал исключением и Григорий Распутин. Именно тогда,  два года назад, судьба столкнула Ардашева со своим  бывшим «благодетелем» из английской разведки. Да-да, с тем самым господином, который  некогда  прострелил  русскому агенту обе ноги. Правда,  та – тёплая и безветренная –  ялтинская ночь 1912 года стала для  неугомонного британца последней.

Было бы неверно утверждать, что Клима Пантелеевича все эти годы не просили вернуться  обратно. Звали. И в МИД, и в недавно созданный «разведочный отдел»  при Главном Управлении Генерального штаба. Но адвокат каждый раз был непреклонен: «До тех пор, пока моя страна ни с кем не воюет, позвольте, господа, мне вдоволь пожуировать жизнью. Да и сочинительство, знаете ли, отнимает много времени, – говорил он с лёгкой усмешкой, имея в виду несколько изданных романов и поставленных пьес. И  добавлял,  между прочим: «К тому же, сдаётся мне, что это моё удовольствие скоро закончится: на Балканах слишком неспокойно».

О том, что вот-вот разразится мировая катастрофа, присяжный поверенный понял ещё 17 июня, когда  прочёл в «Русских  ведомостях» подробности покушения в Сараево на наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда и его морганатическую супругу герцогиню Гогенберг. Получив смертельные ранения  в шею  и живот, они вскоре скончались. Злоумышленника – девятнадцатилетнего студента Гаврило Приципа –  задержали на месте преступления. Он оказался боснийским сербом. И теперь было вполне ясно, что антисербские настроения, подогреваемые уже несколько месяцев австро-венгерской прессой, могут легко перерасти в вооружённое противостояние. В довершении ко всему, из  Германии стали доносится голоса о причастности  к покушению официального Белграда.

Следующие три дня прошли под тягостным предчувствием грядущей беды. И уже  21-го июня Ардашев,  не вдаваясь в  излишне объяснения  с женой, купил билет до Санкт-Петербурга.

Северная столица встретила провинциального адвоката  летним проливным дождём. В Министерстве Иностранных Дел  царила будничная суета. Секретарь начальника отдела Ближнего Востока  МИДа почти без задержки  провёл посетителя в кабинет своего патрона.

Князь Мирский – статный мужчина  с мушкетёрскими усами и жокейской  бородкой – поднялся из-за стола и, шагнув  навстречу, вымолвил:

– Всё-таки, не выдержали, приехали. Стало быть, мы можем вернуться  к моему давешнему предложению?

– Да, Иннокентий Всеволодович, вероятно, на этот раз войны избежать не удастся. Вот я и подумал, что  не стоит терять время. Когда заговорят пушки, оказаться за кордоном будет намного сложнее.

– С вами приятно  иметь дело.– Он указал рукой на кожаное кресло. – Присаживайтесь, разговор у нас будет долгим. Вам чай или кофе?

– Кофе, пожалуй.

Князь нажал на кнопку электрического звонка и в дверях показался  всё тот же секретарь. Отдав распоряжение, он вынул из лежащего на столе портсигара папиросу, закурил  и сказал:

– Боюсь, дорогой мой, вы правы: кровавая заваруха  может разразиться  в любой день. – Разгладив усы, он спросил: – А как насчёт миссии в «Государство  Ариев»?

– Опять в Персию? – Ардашев поднял голову.

– Да-да! В страну, которая старше самой истории!

– Боюсь, что  за последние десять лет мой  персидский несколько ослаб.

– Это не страшно. Вы отправитесь туда, как статский советник Ардашев –  чиновник МИДа по особым поручениям.

– Статский советник? – присяжный поверенный удивлённо вскинул брови.

– Ну, не век же вам в коллежских ходить! Придётся  вновь поступить к нам на службу.

– Хорошо, допустим. Но ведь  меня, простите за нескромность, неплохо знают во многих столицах.

– О вашем тайном заграничном прошлом помнят только в Европе. Англичане и французы – теперь наши союзники. А широкому кругу лиц вы известны как  адвокат Ардашев, удачно расследовавший не один десяток запутанных дел. Именно  в  качестве  неофициального МИДовского сыщика вы туда и отправитесь. – Князь замолчал, ожидая, пока секретарь  поставит крохотные чашечки и покинет кабинет. Сделав несколько глотков горячего, как уголь, кофе, он продолжил:

– А Персии вам предстоит разобраться в убийстве второго секретаря посольства коллежского советника Раппа. Это случилось третьего дня, и я, как только получил об этом известие, сразу вспомнил о вас. Судя по всему, мои мысли прочёл и Господь. – Мирский развёл руками. –  Иначе, как объяснить тот факт, что вы здесь? Итак, в адлие[7] завёли  уголовное  дело,  но ждать, что они отыщут преступника – бессмысленно. Он, словно Азраил, выпорхнул через окно. – Мирский приблизился к столу, вынул из портсигара новую папиросу, чиркнул карманной зажигательницей, и, пустив струйку дыма, пояснил: – Дело в том, что Генрих Августович выполнял мои секретные поручения.

– Я вижу,  МИД расширил тайную  работу за границей. В мою бытность это было не так явно, – заметил Клим Пантелеевич.

– Жизнь диктует новые условия. Мир изменился. Но как раньше, так и прежде сильная Россия никому не нужна.  Имею честь сообщить вам, что скоро тайная деятельность МИДа  обретёт официальный статус. Вероятно,  уже в этом году при министерстве будет создан, так называемый, Осведомительный Отдел, а по сути – политическая разведка. В  руководители оного  пророчат вашего покорного слугу. И я был бы очень вам признателен, если бы вы, после завершения командировки, согласились стать моим помощником, сиречь товарищем. Сегодня профессионалисты вашего уровня нужны  как никогда. Нам предстоит создать новую сеть секретных агентов в разных странах. Обещают сказочное финансирование. Что думаете?

– Предложение заманчивое, и, если война продлится достаточно долго, вполне приемлемое. А наша военная разведка? Насколько я знаю, при округах созданы отделы, собирающие сведения о вероятных противниках. Выходит, мы будем дублировать друг друга? – сделав несколько глотков кофе, осведомился  Клим Пантелеевич.

– Вот именно, «собирают»… Или, я бы сказал –  коллекционируют. В первую очередь их интересует информация военного характера, а уж потом, политического. К сожалению, нам неизвестно, кто именно из  квартирмейстерской службы Генштаба – военной разведки –  является  первой скрипкой в Тегеране. Возможно, это  выяснится, когда вы примитесь за расследование. А вообще-то, уже второй год господа из ведомства полковника Ладыженского не только откровенно вмешиваются в нашу работу, но и  пытаются переманить  к себе лучших сотрудников  министерства. И делают это вполне открыто.  – Князь с хитрым прищуром воззрился на присяжного поверенного. – Кстати, слышал я, что после  ялтинского покушения на Распутина они и к вам обращались с подобным предложением, не так ли?

– А вы хорошо осведомлены, – улыбнулся Ардашев. – Но была и вторая попытка:  в прошлом году, когда я расследовал дело о пропаже  византийских манускриптов, мне вновь напомнили  о разговоре годичной давности. Но я ответил отказом.

– Вот и правильно. Но давайте вернёмся к основной вашей задаче…. Итак, господин Рапп  отправился на встречу с человеком, который анонимно вышел на него и предложил свои услуги (назовём его «агент», но кто он –  нам, к сожалению, до сих пор неизвестно). Покидая  дом, как было условлено, Генрих Августович снял, висевший   над дверью оберег в виде небольшого круга из бирюзы.  По возвращении  дипломат должен был водрузить его на место. Однако он так и остался лежать на подоконнике. Утром следующего дня Раппа обнаружил драгоман[8]. Он разглядел труп через открытое окно, поскольку дверь была замкнута. Переводчик  и сообщил в посольство. Когда  полиция проникла в дом, то там обнаружили тело с перерезанным горлом и пропажу полумиллиона рублей золотом и ценными бумагами. Деньги хранились в сейфе убиенного. – Заметив на лице Ардашева недоумение,  князь пояснил: – Покойный собирал пожертвования от разных лиц для постройки в Тегеране, на территории русской колонии, православного храма. Взносы были очень небольшие, и дальше разговоров дело не шло. Тем не менее, эта благородная  миссия  позволяла второму секретарю  путешествовать по всей Персии. Примерно, за два дня до случившегося, один из хозяев Лионозовских рыбных промыслов в Энзели – купец Терентий Веретенников, – прослышав  о планируемом воздвижении церкви в столице Персии, привёз Генриху Августовичу полмиллиона  рублей.  И тот, в сопровождении переводчика, собирался в понедельник  утром отнести их в «Русский Ссудный банк». Говорят, накануне он даже вализу[9] домой прихватил.

– Такие злодеяния расследуются по горячим следам, а по прошествии стольких дней …подобраться к преступнику будет непросто.

Мирский, поднялся и нервно заходил по комнате.

– Непросто? А отыскать душегуба, убившего своего напарника чуть ли не сто лет назад было просто? Думаете, я не слышал о раскрытии вами дела, связанного с пропажей золотых монет  из обоза, отправленного ещё статским советником Грибоедовым?

– Тогда мне  просто повезло.

– Ах, Клим Пантелеевич! Везёт только тем, кто умён и трудолюбив. Знаете, мой дед говорил: «Делай сегодня то, что не хочется делать другим, и завтра ты будешь первым среди остальных». И потому я не сомневаюсь, что вы, как умный и проницательный человек, сумеете докопаться до истины.

Князь подошёл к окну, отодвинул занавеску, будто пытаясь что-то рассмотреть. Потом резко повернулся и спросил:

– Скажите,  Клим Пантелеевич, насколько вы располагаете сведениями  о внутренней обстановке в Персии?

– Да, так, – Ардашев неуверенно пожал плечами, – кое-что мне известно из газет, а что-то почерпнул  из других источников. Например, от жены. – Поймав удивлённый взгляд князя, адвокат пояснил: – Среди офицеров казачьих частей, находящихся  там, немало  выпускников нашего юнкерского училища. Некоторые из них оставили семьи в Ставрополе. А моя супруга дружит с женой одного из них.  По её словам, казакам приходится не сладко.

– Это, действительно, так.– Мирский, сделав  глубокую затяжку,  затушил папиросу в хрустальной пепельнице и проговорил: – И всё-таки я  позволю напомнить вам некоторые детали. У нас чуть ли не в каждом городе северного Ирана по вице-консулу. Несмотря на это, немцы, австрийцы и турки перехватили  инициативу. Их инструктора натаскивают жандармов, превращая погрязших во взятках местных стражей порядка в боеспособные воинские формирования, которые  призваны противостоять Казачьей Его Величества Шаха бригаде. Она, как вы, вероятно, знаете, была набрана  из местных жителей ещё в 1882 году и  обучена на манер нашего казачьего войска. Командуют ею русские офицеры. Турецкие эмиссары  настраивают религиозных фанатиков против христиан, призывают к джихаду   и раздают курдам многозарядные шведские карабины, гранаты и пулемёты. Дошло до того, что муджахиды[10] повадились  нападать не только на одиночных казаков, но даже и на разъезды; обстреливают патрули  и жестоко пытают  пленных. В Реште орудуют  шайки талышей Керим-хана и Сеид-Ашрефа. Шахсевены[11]грабят всех подряд и доходят  даже до Мианэ. Главари армянских революционеров-националистов из «Дашнакцутюн»[12] спелись  с младотурками[13] и вместе с  муллой Азизом, спровоцировали антирусские  выступления в Казвине. Председатель правительства  считает, что   наше министерство  несколько запаздывает с принятием решений. И в этом господин Горемыкин, несомненно, прав. Тысяча казаков, находящихся сейчас в Персии, не может полностью обезопасить  Россию от удара в спину  и возникновения опасного антироссийского плацдарма в Закавказье. В ближайшее время ожидается коронация молодого Ахмед-шаха, потомка Каджаров. Велиагд[14] ещё молод и поддаётся влиянию. Но, как бы там ни было, во время грядущей войны  Персия должна выступить на стороне «Стран Согласия»[15], либо, в крайнем случае, придерживаться нейтралитета. К сожалению сегодня, депутаты меджлиса[16] и Великий визирь целиком на стороне турок и немцев. Теперь о британцах. Они хоть и союзники, но иногда действуют  довольно странно. Отчасти это объясняется желанием доминировать на территории, которая  по договору  1907 года, объявлена   нейтральной. – Мирский  улыбнулся и добавил: – Для России такое выгодное соглашение  было бы невозможно, если бы не перехваченная телеграмма… Ваша самоотверженность тогда поразила всех.

– Да чего уж там,– отмахнулся  Ардашев, – дело давнее.  –  А как ведут себя американцы?

– Вашингтон занял  выжидательную позицию. Их консул  пытается угождать всем подряд. И даже нашим потенциальным врагам. А вообще-то, дорогой Клим Пантелеевич, вы лучше других знаете, что Тегеран – это большой шпионский базар. Там всё покупается и всё продаётся. Словам и обещаниям – грош цена. Как вы понимаете, любая оплошность может стоить жизни. Довольно одного обоснованного подозрения немецкого или австрийского агента и тут же,  какой-нибудь полунищий мазандеранец, дженелиец или шекяк[17], получив десять жалких туманов[18],  снимет со стены старый Пибоди[19] и заляжет на крыше соседней с вашим домом сакли. Так что будьте осторожны.

– К сказанному, Иннокентий Всеволодович,  вы забыли добавить фаланг, скорпионов и каракуртов, а равным образом и малярию – этот своеобразный налог на пребывание  в Персии. Его оплачивают все  ференги[20]. Да минует меня чаша сия! Инша-алла![21]

– Ох, Клим Пантелеевич, дорогой мой! Поверьте, я не сгущаю краски, я хочу, чтобы  всё закончилось  благополучно. Не стоит рисковать без надобности. Вы, как я понимаю, собираетесь выехать вместе с женой?

Ардашев помолчал немного и, тяжело вздохнув,  изрёк:

– Нет. Я не хочу   рисковать. И хоть необоснованные прогнозы в нашей профессии – дело последнее, однако надеюсь, что долго там не задержусь. Да и ваше предложение о работе в составе Осведомительного Отдела, признаюсь, меня заинтриговало. Представляю, с какой радостью супруга вновь вернётся в столицу.

– Вот и славно! Я думаю, вам придётся ещё пару деньков задержаться здесь, по бюрократической, так сказать, надобности. Оформление в штат, новый чин, ну и после этого извольте получить   на путевые расходы, подъёмные и на лишь «известное Его Императорскому Величеству употребление».[22] Жадничать не будем. В Тегеране снимите себе приличный дом, наймёте прислугу… А чтобы избежать кривотолков и сплетен, я отпишу посланнику   депешу, которую вы самолично и передадите. Полномочия у вас будут  самые широкие. Я уверен, начальство  даст добро.  Позвольте узнать: а как вы собираетесь добираться в Тегеран?

– Морем, через Баку.

– Да, это самый безопасный путь. И Каспий летом  спокоен. Через сутки вы уже  в Энзели. Был бы вам очень признателен, если бы вы… – Мирский подошёл к столу и принялся листать перекидной календарь, – скажем, пятого-шестого июля предстали бы перед ясными очами Иван Яковлевича Хворостовца, нашего посла. Простите великодушно, но больше времени  дать не могу – уж очень   тревожно сейчас.    Как? Успеете? – произнёс он, окинув  коллегу вопросительным взглядом.

– Хорошо, постараюсь. Во всяком случае, надеюсь к этому времени,  если и не встретиться с послом, то, во всяком случае, приступить к расследованию  смертоубийства.

– Вот и чудно! Вы уж поторопитесь, дорогой мой, поторопитесь. А то, не ровен час, война разразится. Связь со мной держите через посольство. Шифровать соблаговолите  самолично. Ключ к шифру вам передадут. А сейчас извольте проследовать  в канцелярию. Бумажные дела – суть неприятные, но от них никуда не денешься. Даст Бог, скоро вернётесь. –  Мирский  встал с кресла.

– Честь имею, – попрощался Ардашев и покинул кабинет.

Блуждая по коридорам некогда  родного ведомства, именуемого в дипломатическом просторечии  Певческим мостом – так называли  МИД по месту  нахождения здания – всё ещё  присяжный поверенный слегка загрустил.   «Вот и закончилась моя спокойная провинциальная жизнь. Прощай  хлебосольный Ставрополь. А вместе с ним придётся забросить и литературные начинания. А впрочем, – возразил он сам себе – возможно, я не прав.  Ведь написал же Пушкин «Путешествие в Арзрум», следуя за армией графа Паскевича. Правда, если разобраться, это лишь дорожные впечатления и не больше.

Уже в поезде, за несколько вёрст до родного вокзала, на память Ардашеву вновь пришли строки из пушкинского произведения: «В Ставрополе увидел я на краю неба облака, поразившие мои взоры за девять лет. Они были всё те же, всё на том же месте. Это – снежные вершины кавказской цепи».

II

Вероника Альбертовна проплакала два дня. Ничто не  могло утешить верную подругу присяжного поверенного: ни перспектива жизни в столице, ни обещание привезти чудный ширазский шёлк или харасанские ковры. Тоже и горничная Варвара – утирала  украдкой слезу и  ходила с красными  глазами. Семь лет прожила она в этой тихой бездетной семье и обитатели модного особняка на Николаевском стали для неё почти родными. Вот и сидела она теперь на краешке стула, теребила край косынки, вздыхала и  прислушивалась к разговору, доносившемуся из  адвокатского кабинета:

– Знаю я, Климушка, знаю, родной, что уезжаешь ты надолго. Сердцем чувствую. Да и куда? К этим нехристям? А что они с Грибоедовым сделали? Голову отрезали и три дня по городу носили на палке. А тело, обвязав дохлыми кошками и собаками,  всё это время таскали по земле! А потом, когда труп ссохся и почернел, выбросили в выгребную яму! Разве это люди?!

– Рази люди? – вторила из-за двери Варвара, роняла слезу и осеняла себя крестным знаменьем.

–Успокойся, милая, успокойся! – утешал жену Ардашев. – Это когда было то? Почти сто лет назад! Сейчас там всё по-другому. Вот и дорогу железную скоро построят, нефть добывать начнут, концессии, цивилизация…

– Цивилизация? Да нет там никакой цивилизации!  Ты думаешь, я ничего не знаю? Думаешь, подруги мне не рассказывали, что они с казаками нашими там вытворяют, стоит кому-нибудь от своих отбиться? Руки, ноги обрубят, нос отрежут, глаза выколют, только язык оставят, чтобы плакать  да кричать мог! Звери – одно слово.

– Чистые звери! – причитала, всхлипывая по-детски, горничная.

– Варвара! – не удержался  Ардашев. – Варвара, подите сюда!

– Звали? – утирая красные глаза, осведомилась  девушка.

– Принесите мне коньяку и две рюмки лавровишневых капель. Извольте поторопиться.

Не прошло и трёх  минут, как горничная явилась с подносом. Ардашев  передал рюмку с микстурой  жене, налил себе коньяк и, глядя на служанку, сказал:

–Берите  успокоительное, голубушка. Это вам.

–  Ну что вы? зачем? – смущённо пролепетала она, но подчинилась, взяла.

Клим Пантелеевич поднялся.

– Итак, милые дамы, предлагаю  выпить за отъезд. Я ненадолго. Месяц-два – не больше.

Вероника Альбертовна  всхлипнула и опрокинула содержимое, будто там была водка. Точно так же поступила и Варвара.

Утром он уехал.

[1]Шестой день месяца Шавваль[1]  1330 года Хиджры –  15 августа 1914 года по Юлианскому календарю (прим. автора).

[2] Во многих мусульманских странах, в том числе и в Персии  до 1925 года, жили  по  лунному календарю. Год состоял из 12 месяцев и содержал около 354 дней. Началом дня считался заход солнца. Отсчёт вёлся от Хиджры – даты переселения пророка Мухаммеда и первых мусульман из Мекки в Медину, что соответствовало  шестнадцатому   июля 622 года по Юлианскому календарю (прим. авт.).

[3]Фарсах – (перс.) – «переход», мера длины, приблизительно равная семи вёрстам (прим. авт.).

[4]Айван – (перс.) –  веранда, терраса (прим. авт.).

[5]Фенджана – (перс.)  маленькая фарфоровая  кофейная  чашечка (прим. авт.).

[6]Гиве – (перс.) – лёгкая матерчатая персидская обувь (прим. авт.).

[7] Адлие – (перс.) – суд (прим. авт.).

[8]Драгоман – переводчик, окончивший курсы при МИДе и работающий в посольстве или консульстве (прим. авт.).

[9] Вализа – прорезиненная брезентовая сумка для транспортировки дипломатической почты (прим.авт.).

[10]Муджахид – (араб.) –  участник  джихада, «боец за веру» (прим. авт.).

[11]Шахсевены – одно из тюркских кочевых племён, населяющих север Персии (прим. авт.).

[12]Дашнакцутюн –  («Армянское революционное содружество»)  Армянская партия социал-революционеров на Кавказе. Действовала и на севере Ирана (прим. авт.).

[13] Младотурки – политическое движение в Османской империи, возникшее в последней четверти XIX века, которое ставило задачу  проведения  либеральных реформ  и  установление конституции (прим. авт.).

[14]Велиагд – (перс.) наследник престола.

[15]«Страны Согласия» или  Антанта (от фр.entente — согласие) — военно-политический блок Англии, Франции и России (прим. авт.).

[16] Меджлис –  («Национальный Совет»), парламент Персии (прим. авт.).

[17]Мазандеранцы, дженгелийцы, шекяки – племена, населяющие  Персию (прим.авт.).

[18] Туман – персидская  монета, равная,  по тогдашнему  курсу,  двум российским рублям. Вообще, 1 туман=1000 динарам; кран=37 ½ коп.  золотом, но  фактически  меняли на   20 копеек  (прим. авт.).

[19] Винтовка Пибоди – длинное, однозарядное  американское  ружьё, стреляющее пулей крупного калибра (11мм), которую за большой размер прозвали  «воробьём». Заряжалось с казённой части. Появилось в начале 1860-х годов, применялось турками во время русско-турецкой войны 1877-78 годов и долго сохраняло популярность на Ближнем Востоке (прим. авт.).

[20]Ференги – (перс.) иностранец (прим. авт.).

[21]Иншаалла – (араб.) – «Если будет угодно  Аллаху» (прим. авт.).

[22]Так назывались  издержки на секретные статьи:  оплата  тайным агентам и осведомителям, а также т.н. «цифирные дела», относящиеся к дешифровке иностранной дипломатической корреспонденции.