Разворот

Удивительные вещи происходят в моей стране. Теперь взят курс на обеление преступлений большевиков. А кто говорит обратное – враг (будто не было гласности и свободных 90-х). Именно эти слова я услышал вчера из уст, приглашённых на ночное телевизионное шоу Соловьёва гостей на телеканале «Россия». Особенно усердствовал в выражениях беглый первый коммунист из Украины вместе с Зюгановым. Дровишек в костёр подкидывал Шахназаров и одна дама – главный редактор газеты «Культура» (Ф.И.О. не помню). А больше всех удивил вечный комсомолец Юрий Поляков, сказавший, что все сталинские репрессии – будь то постройка заключёнными Беломоро-Балтийского канала или индустриализация – вещь вынужденная, т.к. время тогда было такое, сложное, трудное и противоречивое. Причём, крик стоял, как в потревоженном лисицей курятнике. Ведущий договорился до того, что «Ленин был эффективный менеджер, который собрал команду таких же эффективных молодых ребят, моложе себя на 10 лет, и с ними построил новое государство». Сам Соловьёв такую бы ахинею, конечно, никогда бы не нёс. Не настолько он глуп. Но, видимо, такая прошла новая установка (вспомните недавнюю статью в «Коммерсанте» пана Бастрыкина о необходимости дополнить антиэкстремистские статьи уголовного законодательства частями о, так называемой, фальсификации истории). Судя по всему, новый тренд такой: думающие и рассуждающие люди потенциально опасны, так как всё подвергают сомнению. Думать сегодня не надо, это вредно. За вас всё уже придумали и решили ещё в советское время. Так что всем назад! В совок! В колонну по три! И шагом марш!..
Чтобы разбавить сухой текст поста, размещаю вторую главу из романа «Супостат», где маниак вспоминает недавнюю беседу о том же самом с ночным гостем. Глава так и называется – «Ночной гость».

Рисунок Е. Асадчевой

«И всё-таки он пришёл. А я так надеялся, что мы навсегда расстались. Я ведь выполнил всё, что он приказывал, но вчера сатана явился вновь. Я почувствовал, что кто-то пристально смотрит на меня и от этого проснулся. Возникнув прямо из сна, он стал явью.
Весь в чёрном, он стоял у белой стены и молчал. В знак приветствия визитёр лишь слегка приподнял цилиндр. Его тонкие губы трогала едва заметная ироничная улыбка. Он не был похож на Мефистофеля, которого исполнял Фёдор Шаляпин, нет. Князь мира скорее напоминал отставного военного, сохранившего довольно сносную физическую форму. Коротко остриженные волосы, будто напомаженные фиксатуаром, отливали тёмным блеском и серебрились едва заметной сединой. Лицо хоть и казалось нездоровым из-за желтушного цвета, но всё же носило правильные черты: брови в разлёт, прямой ровный нос, слегка заметные скулы и подбородок с ямочкой (такие лица всегда нравятся дамам!). Аккуратные баки, клиновидная бородка и усы пирамидкой не смогли бы выделить его из толпы, если бы не глаза: они светились зловещими красными огоньками, точно тлеющие угли. И от этого он казался возникшим из потустороннего мира существом, которое находится рядом с людьми, но остаётся невидимым и обретает человеческий облик только по необходимости: для того, чтобы смертные принимали его за одного из своих. И это, собственно, было сущей правдой.
Я вполне допускаю, что тело моего гостя способно приобретать любые формы. Неизменной остаётся только его душа, вернее некая субстанция, которую мы, земляне, привыкли именовать этим словом. Его внешний вид зависит от того, в какой компании он находится в данный момент. На этот раз, как и во время прошлого визита, он облачился во вполне обычную одежду, хотя и немного старомодную: чёрный фрак с фалдами, тёмно-синяя шёлковая сорочка со стоячим воротником, муаровый галстук цвета ночи и лаковые полусапожки с пряжками. Примерно так ходили статские ещё во времена Александра II, лет шестьдесят назад. Но разве для бессмертного и вечно живого существа пятьдесят лет срок? Нет, конечно. Так, минута, не больше… Ах, да – чуть не забыл! – его руки, как всегда, были упрятаны в тёмные матерчатые перчатки и он держал обычную деревянную трость с перевёрнутым крестом на ручке, без всяких там черепов или гусиных голов-набалдашников. Вот, пожалуй, и всё.
Я протёр глаза и уселся на кровать, пытаясь прикрыть кальсоны одеялом. Сквозь незадёрнутые шторы в комнату лился синий лунный свет, и не было никакой надобности зажигать лампу. К тому же, я помнил, что этого он не любит.
– Это вы?
– Ага,– буднично ответил он и горько усмехнулся. – А вы, я вижу, совсем мне не рады. Я всегда говорил, что люди – существа неблагодарные. А впрочем, это не основной их недостаток. Главным человеческим чувством является зависть. Она присутствует везде: старые завидуют молодым, женатые – холостым, бедные – богатым, хронические неудачники – успешным… Этот ряд можно продолжить до бесконечности, но есть ли в смысл?
Искуситель снял цилиндр и положил его на тумбочку. Затем пододвинул стул, умастился поудобнее и спросил:
– А знаете ли вы, милейший, что станет с этой страной всего через два года и двадцать пять дней?
– Россия разобьёт Германию, – несмело предположил я.
– А вот и ошибаетесь, любезный. Через указанное время разразится великое веселье! Люди перестанут придерживаться отживших свой век правил и станут, наконец, свободными. Здание Окружного суда подожгут в первую очередь. И вскоре каждый сможет убить каждого. Нужно будет только этого захотеть. И всё. Вот вы, например, – он уставился на меня своим жутким немигающим взглядом, – как долго испытывали желание проткнуть свою супружницу ножичком, а? Ходили позади неё, и думали: «Вот бы ударить её сзади! Вот бы всадить лезвие в спину по самую рукоять!». А? Было дело? Признайтесь!
– Дд-а, – промямлил я.
– То-то же! Я помню, как вы ещё представляли, как повернётся она к вам, посмотрит удивлённо и спросит с глупым видом: «Зачем, милый? зачем ты сделал это?». А вот тут – он поднял вверх указательный палец, затянутый в чёрную перчатку – мешкать нельзя, надобно резко выдернуть лезвие из нежной женской плоти и вонзить ещё пару раз, и провернуть внутри, чтобы наверняка! чтобы заснула голубушка вечным сном! Согласны?
Я смиренно опустил глаза.
– Но вас, насколько я помню, больше всего беспокоило ближайшее будущее: как в один миг, после всего лишь нескольких взмахов кухонного ножа, изменится ваша жизнь? И как общество осудит вас? Вы полагали, – и в этом была немалая доля истины, – что от вас отвернутся сослуживцы, соседи и друзья. Думали, что некоторое время об убийстве будут писать все газеты, и вы обретёте известность. Правда, ненадолго, потому что после суда всё забудется. И вы – уважаемый в городе человек – пойдёте по этапу. Воры, насильники, умопомешанные душегубы будут вашими постоянными спутниками. Но и среди них вам не найдётся достойного места, потому что вы слабы и изнежены. А значит, вы станете тюремным изгоем. Над вами начнут издеваться, вас станут унижать, вы будете просить смерти, но она не придёт. А? Ведь признайтесь, вы так об этом и думали? И от этих мыслей вас бросало в дрожь! «Вот так – всего один единственный удар и вся жизнь покатится под откос и безвозвратно сорвётся в бездну!». У вас дрожали колени, лоб покрывался испариной, и сводило скулы от соблазна увидеть, как медленно будет оседать на пол эта ваша Рыбка, Зайка, Солнышко, да? Помните, как вы мечтали об этом?
Я лишь повёл головой и тяжело вздохнул.
– Однако от этого смелого поступка вас удерживал страх. Вы боялись возмездия и не знали, как скрыть следы, куда спрятать труп и, вообще, что говорить судебному следователю, когда он вас вызовет на первый допрос и, потягивая папиросу, будет сверлить лукавым взглядом. Разве нет?
– Угу, – признал я.
– И если бы не я – ваша мечта так никогда бы и не осуществилась. Не научи я вас всем этим премудростям, смогли бы вы отважиться на смелый и решительный поступок, а?
– Нет, наверное…
– То-то же! Однако вы, сударь, не один такой! Сотни тысяч грезят о том, чтобы безнаказанно отнимать жизнь у других, наслаждаться их муками, смотреть, как они корчатся от боли, а самим жить-жить-и-жить на глазах у ползающих в кровавой грязи и молящих о пощаде жалких червяков! И эти мечты давно поселились в их душах. Мне лишь осталось научить их, как объяснить потомкам, что все жертвы были оправданы некой «революционной борьбой», «исторической необходимостью» или «классовым принуждением». Знаете, сколько у меня уже заготовлено таких словечек и лозунгов! И, поверьте, всё у нас получится! Да-да!.. Они – мои единомышленники и последователи – станут не только убивать, но, так же как и вы отрекутся от нашего заклятого врага, от того, которому молятся в этих каменных замках, именуемых церквами. И поверьте, пройдёт несколько лет и от бесполезных строений с позолоченными куполами не останется и следа. А те, что уцелеют, превратятся в коровники и амбары. – Он замолчал на миг, рассмеялся и продолжил: – Представляете, на месте одного из самых почитаемых святилищ устроят бассейн с подогретой водой! – Князь демонов поморщился и добавил: – Правда, по ночам, время от времени, над его поверхностью будет возникать образ снесённого Храма. Но тут уж ничего не поделаешь – происки Ангелов! Зато попов – этих толстобрюхих фанатиков – совсем скоро будут раздевать догола, вымазывать дёгтем, обсыпать перьями и водить по улицам как конокрадов! Изнасилование благовоспитанных поповских дочек будет считаться особым шиком. Священники станут каторжниками, а каторжники – судиями! Прелюбодейство будет обыденным явлением! И любой солдат или матрос сможет развлечься с молоденькой графиней, баронессой или княжной – когда захочет! И представьте себе – совсем бесплатно! Для этого – вот потеха! – даже будут выдаваться «мандаты на социализацию девушек в возрасте от 16 до 25 лет, но не более 10 девиц на одного красноармейца».
– Простите, на кого?
– Красноармейцами будут называть тех, кто пойдёт за мной. На их суконных шлемах будет красоваться мой знак – красная пятиконечная звезда. Правда, слегка изменённая.
– А куда же будет смотреть полиция, городовые? – робко осведомился я.
– Фараонов вспомнили! – хохотнул Князь Тьмы. – Первое время они будут прятаться по чердакам и подвалам, но их всё равно отыщут и выволокут за волосы, как крыс за хвосты. Головами оных даже будут играть в этот… – он замялся на миг, – в английский football.
–А царь! Как же царь всё это допустит?
– Кровавого Николашку, этого – простите за выражение – «помазанника Божьего» прикончат вместе со всем выводком! И поделом!
Повелитель Тьмы вдруг поднялся и заходил по комнате из угла в угол. И я, поражённый услышанным, не сводил с него взгляда. Вдруг мой визави повернулся ко мне спиной и, глядя в окно, сказал тихо и немного растерянно:
– Одного понять не могу, как они ухитрились причислить к святым человека, безжалостно расстреливавшего несчастных ворон, милых чёрных кошек и страдающих паршой бродячих собак? Нет, право, согласитесь, это ведь форменное лицемерие! Разве нет?
Я лишь пожал плечами, но ничего не ответил, потому что, и вправду, не смог припомнить ни одного святого, который развлекался бы подобным образом. «Слава Господу! – проговорил я про себя, – что тиран и мучитель Иван Грозный, который ещё в детстве любил сбрасывать с колокольни щенков, к таковым пока не отнесён, слава Богу!».
– Извольте при мне, милостивый государь, не выражаться! – раздражённо выговорил он.
– Но я и не сказал ничего-с…
– Какая разница! Вы восславили Его имя! – нервно выпалил сатана, – Вероятно, вы забыли, что для меня мысли смертных так же слышимы, как и их голоса.
– Вырвалось, виноват, привычка-с, – извинился я, и тут же, всё ещё сгорая от любопытства, поднял глаза и осмелился спросить: – Значит, через два года и двадцать пять дней случится революция?
– Можно сказать и так, – устало ответил лукавый. – Но за ней произойдёт государственный переворот. Народу явится долгожданная вседозволенность. Законов не будет. Делай, что хочешь. – Он повернулся ко мне и добавил с лёгкой ухмылкой: – Смею заметить, что поступками восставших будет управлять даже не стремление к свободе, а желание полностью излить досаду за чужое благополучие, за безбедную жизнь других. И эта злоба копилась целое тысячелетие! Потому-то я и сказал вам ещё в начале нашего разговора, что зависть – двигатель прогресса всего человечества!
Ночной гость сделал два шага, устало плюхнулся на стул и проговорил:
– Простите, заболтался. Давно, знаете ли, ни с кем не общался. А тут случай представился. – Он пробуравил меня жгучим взглядом и продолжил: – Но, вернёмся, к вам… За минувшие сутки у вас трижды промелькнула одна и таже мысль. Надеюсь, не надо напоминать какая именно?
– Нет-с…
– Вот и хорошо. Теперь вы поняли, почему я снова здесь?
Я кивнул.
– Тогда слушайте…».