Стоит  упомянуть о  необычных  ситуациях, случившихся  с группой «Серпантин»  во время выступлений на вечерах и праздничных концертах.

Помню как-то директор Дома пионеров «обрадовала» нас, уведомив, что в ближайшую субботу мы  должны  будем отыграть  на танцах в 20-й школе. И если наше ташлянское   учебное заведение №11  не числилось среди образцовых, то  20-я октябрьская  школа  считалась ещё хуже. Дело осложнялось ещё и тем, что у них имелся  доморощенный ансамбль, исполнявший  вещи на том же уровне, на котором мы играли двумя годами раннее. К тому же  «ташлянские» и «октябрьские» в ту пору враждовали, и ожидать тёплого приёма нам не приходилось.

С тяжёлым сердцем мы отправились на это мероприятие, и, сказать откровенно, предчувствия нас не обманули. Аппаратуру  из скрипучего  пазика  мы выгружали  самостоятельно и ни один человек из стоявших во дворе фурапетов не вызвался нам помочь. Попутно замечу, что «фурапетами» тогда называли молодых людей носивших фуражки-аэродромы с широкими полями. Юноша, надевавший этот головной убор автоматически причислял себя к шпане, и потом  уже не мог, что называется, «включить заднюю». А если такое и происходило, то он терял уважение сверстников. Так, во всяком случае, было в моём районе. Изначально мода эта пришла из Грузии (помните «Мимино»?), но в наших краях она  приняла некий извращённый смысл. Шили «фуры» армяне. Их мастерские располагались  в небольших будках, наподобие сапожных. Последнюю такую я видел лет пятнадцать назад в районе улицы Тургенева на Ташле. Как правило, обладателями блиноподобных фуражек  были пэтэушники и плохо успевающие десятиклассники, с уважением  взирающие на вернувшихся с «кичи» «старших».  Даже жесты и манеру держаться они копировали с «бывалых». И вечерами  на перекрёстках, у хлебных ларьков или на остановках можно было узреть стайки усевшихся  на корточки    подростков, передающих по кругу «заряженную»  беломорину. (Один мой приятель тех лет, а ныне уважаемый человек,   до сих пор хранит видавшую виды «фуру» как реликвию. Правда, несколько раз, выпив лишнего, он порывался пройтись в ней вечером по центру города. Спасибо его жене, избавившей прохожих от созерцания  этой  ностальгической картинки).

Но вернёмся в прошлое. Освещение в актовом зале приглушили и начались танцы. Мы бодро запустили популярный в ту пору  кутиковский «Поворот». Но не успел смолкнуть последний аккорд, как из тёмных углов (пристанища обладателей  серых и чёрных плоских картузов) раздался свист. Собственно, я к этому был готов, так как прекрасно понимал, что местные ленноны,  снедаемые чёрной завистью, попытаются   испортить выступление.  Вот тут-то я и  выдал в микрофон, заранее заготовленную фразу, построенную на игре слов:

– Друзья, когда я слышу свист в зале, то вспоминаю старое доброе время, когда были паровозы. Паровоз, вначале свистнет, а потом тронется. Здесь же кто-то уже тронулся, а потом  свистнул.

Повисла напряжённая тишина.

– Ну, всё, – тихо пробормотал Витя, – кажется, у нас будут проблемы.

В этот момент к  сцене подрулил какой-то шкет, и сообщил, что некий  Воха «же-ла-ет», что бы мы  дали гитары  их пацанам.

– Хорошо, –  ответил я. – Но чуть позже.

Следом за ним появилась миловидная девушка – завуч по воспитательной работе –    и сказала, что возможно нам лучше сократить программу и уехать.

– Не надо было умничать, – упрекнула она. – Играли бы молча и всё.

Стало понятно, что этот самый Вова – здесь имеет гораздо больший авторитет, чем  учителя. Ситуацию надо было исправлять, и мы решили изменить программу. Подключив светомузыку (собранную  из строительных прожекторов) я  объявил:

– Следующая песня посвящается всем уркарям  октябрьского района и лично Вохе.

Тишину разорвала тяжёлая и забойная композиция «Машины» «Кого ты хотел удивить…».    В этой песне мы переделали всего одно слово – вместо  «бунтарь» спели «уркарь». Зазвучало так:

Ты стал уркарём и дрогнула тьма,

Весь мир ты хотел удивить,

Но всех уркарей ожидает тюрьма,

Кого ты хотел удивить!

Чтобы подлить масла в огонь мы исключили медленные песни  и подряд сделали более понятные публике «Одессу», «Поспели вишни…», «Мясоедовскую» и  «Ехал на ярмарку ухарь купец…» в роковой обработке.

И вдруг  эти  парни с галёрки  принялись нам аплодировать.  Местные музыканты после нашего триумфа играть отказались.  В итоге всё наладилось, и вечер  прошёл на ура.

С тех пор минуло  семнадцать  лет и  в 1999 году  мне пришлось взяться за защиту одного милицейского начальника – моего ровесника. И как-то в разговоре мы стали вспоминать юность. И тут выяснилось, что он окончил 20-ю школу. А я, в свою очередь,  рассказал ему, что мне довелось играть там на школьном вечере. И вдруг он  улыбнулся, хитро посмотрел на меня и сказал:

– А я не забыл тот ваш концерт. Вы ещё песню  для меня сыграли. Помните?

– Воха? – изумился я.

В ответ, убелённый сединой  майор,  смущённо кивнул головой.

(продолжение следует)