Имеется в моей коллекции «старого житья» одна довольно интересная купюра без водяных знаков. Известно, что о ней упоминается в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия». В 3-ей главе есть  отрывок, в котором Михаил Афанасьевич описывает, как домовладелец Василий Иванович Лисович, прозванный за глаза Василисой, открыл свой тайник и стал пересчитывать деньги. Да вот, прочтите сами:

«Ночь. Василиса в кресле. В зеленой тени он  чистый  Тарас  Бульба.  Усы вниз, пушистые –  какая,  к  черту,  Василиса! –   это  мужчина.  В  ящиках прозвучало нежно, и перед Василисой на красном сукне  пачки  продолговатых бумажек –  зеленый игральный крап:

«Знак державноi скарбницi

50 карбованцiв

ходит нарiвнi з кредитовыми бiлетами».

На крапе –  селянин с обвисшими усами, вооруженный лопатою, и селянка  с серпом. На обороте, в овальной рамке, увеличенные, красноватые лица  этого же селянина  и  селянки.  И  тут  усы  вниз,  по-украински.  И  надо  всемпредостерегающая надпись:

«За фальшування караеться тюрмою»,

уверенная подпись:

«Директор державноi скарбницi Лебiдь-Юрчик».

Конно-медный Александр II в трепаном чугунном мыле бакенбард, в  конном строю, раздраженно косился на художественное произведение Лебiдя-Юрчика  и ласково –  на лампу-царевну. Со стены на бумажки глядел в ужасе чиновник со Станиславом на шее –  предок Василисы, писанный  маслом.  В  зеленом  свете мягко блестели корешки Гончарова и  Достоевского  и  мощным  строем  стоял золото-черный конногвардеец Брокгауз-Ефрон. Уют.

Пятипроцентный прочно спрятан в тайнике под обоями. Там  же  пятнадцать «катеринок», девять «петров», десять «Николаев первых», три  бриллиантовых кольца, брошь, Анна и два Станислава.

В тайничке N 2 –   двадцать «катеринок», десять «петров»,  двадцать  пять серебряных  ложек,  золотые  часы  с  цепью,  три  портсигара   («Дорогому сослуживцу»,  хоть  Василиса  и  не  курил),  пятьдесят  золотых  десяток, солонки, футляр с серебром на шесть персон и серебряное  ситечко  (большой тайник в дровяном сарае, два шага  от  двери  прямо,  шаг  влево,  шаг  от меловой метки на бревне  стены.  Все  в  ящиках  эйнемовского  печенья,  вклеенке, просмоленные швы, два аршина глубины).

Третий тайник –  чердак: две четверти  от  трубы  на  северо-восток  под балкой в глине: щипцы сахарные, сто восемьдесят три  золотых  десятки,  на двадцать пять тысяч процентных бумаг. Лебiдь-Юрчик –  на текущие расходы. Василиса оглянулся, как всегда  делал,  когда  считал  деньги,  и  стал слюнить  крап.  Лицо  его  стало  боговдохновенным.  Потом  он  неожиданно побледнел.

–  Фальшування, фальшування, – злобно заворчал он, качая головой, –  вот горе-то. А?

Голубые глаза Василисы убойно опечалились. В третьем десятке –  раз.  В четвертом десятке – две, в шестом — две, в девятом –   подряд  три  бумажки несомненно таких, за которые  Лебiдь-Юрчик  угрожает  тюрьмой.  Всего  сто тринадцать  бумажек,  и,  извольте  видеть,  на  восьми   явные   признаки фальшування. И селянин какой-то мрачный, а должен быть веселый,  и  нет  у снопа таинственных, верных –  перевернутой запятой и двух точек,  и  бумага лучше, чем Лебiдевская. Василиса глядел на свет, и  Лебiдь  явно  фальшиво просвечивал с обратной стороны.

– Извозчику завтра вечером одну, – разговаривал сам с собой Василиса, – все равно ехать, и, конечно, на базар.

Он бережно отложил в сторону фальшивые, предназначенные извозчику и  на базар, а пачку спрятал за звенящий замок. Вздрогнул. Над головой пробежали шаги по потолку, и мертвую тишину вскрыли смех и смутные голоса.  Василиса сказал Александру II:

– Извольте видеть: никогда покою нет…

Вверху стихло. Василиса зевнул, погладил мочальные  усы,  снял  с  окон плед и простыню, зажег в гостиной, где тускло блестел граммофонный  рупор, маленькую лампу. Через десять минут полная тьма была в квартире.  Василиса спал рядом с женой в сырой  спальне.  Пахло  мышами,  плесенью,  ворчливой сонной скукой. И вот, во  сне,  приехал  Лебiдь-Юрчик  верхом  на  коне  и какие-то Тушинские Воры с отмычками вскрыли тайник. Червонный  валет  влез на стул, плюнул Василисе в усы и выстрелил в  упор.  В  холодном  поту,  своплем вскочил Василиса  и  первое,  что  услыхал –  мышь  с  семейством, трудящуюся в столовой над кульком с  сухарями,  а  затем  уже  необычайной нежности гитарный звон через потолок и ковры, смех…».

Вот и стал я рассматривать свою купюру через  лупу. Даже  крап послюнявил – краска осталась на месте. Но  часть  признаков  подделки, описанные  Мастером, отыскал –  усы у селянина обвислые, и двух точек над снопом нет. Правда,  имеются  две перевёрнутые запятые (они  вверху, немного левее снопа и вы, увеличив изображение, сможете их разглядеть). Получается, что   Булгаков описывал купюру по памяти и без особой точности.

Павел Петрович Скоропадский.

Павел Петрович Скоропадский.

Порывшись в  Интеренете,  я выяснил, что мой экземпляр  всё-таки не фальшивка. Буква «О» в серии  АО  говорит нам, что эти 50 карбованцев печатались в Одессе, поскольку первые  образцы, выпущенные украинским правительством Скоропадского 30 марта 1918 года, имели одну  серию «АД» и  единый номер – «185».  А трезубец, что в правом углу, стал  Государственным гербом Украинской Народной Республики, и остаётся таковым  по сей день. Позже была и серия «АК», где «К» – означало Киев. А все серийные номера свыше № 210 означают, что печатались такие «бумажки» одесской типографией (стало быть, и моя)  после взятия Одессы  частями деникинской армии весной 1919 года. И это обстоятельство настолько возмутило правительство самостийной Украины, что оно официально объявило  все серии с номерами выше 210-ти – фальшивыми, хотя на самом деле, «фальшака» с первой  серией («АД» 185) было гораздо больше.

Из-за отсутствия водяных знаков государственных банковских билетах  фальшивомонетчеством на Украине  стали заниматься все кто хоть немного умел  рисовать. Я думаю, что  другой литературный герой – известный сын турецкоподданного Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей (Задунайский) – наверняка бы,  не прошёл  мимо такой возможности.  Известны даже образцы, выполненные акварельными красками.

Но в следующем, 1920 году, почин белогвардейцев подхватили большевики и «нашлёпали» для нужд Главревкома (Западная Украина) несколько десятков миллионов (!) подобных дензнаков (от 236-го до 250-го номера).

Ну и последнее. Харитон Михайлович Лебедь-Юрчик, видный экономист и директор государственной казны УНР, в 1921 году эмигрировал в Польшу, а затем в Берлин, где долго преподавал. Умер в Германии в 1945 году в возрасте шестидесяти восьми лет.

Согласитесь, всего одна купюра,  а сколько интересного! Здесь и гражданская и война, и персонажи  Булгакова, и бонистика, и судьбы людей – всё  переплелось  воедино.