Имеется в моей коллекции «старого житья» одна довольно интересная купюра без водяных знаков. Известно, что о ней упоминается в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия». В 3-ей главе есть отрывок, в котором Михаил Афанасьевич описывает, как домовладелец Василий Иванович Лисович, прозванный за глаза Василисой, открыл свой тайник и стал пересчитывать деньги. Да вот, прочтите сами:
«Ночь. Василиса в кресле. В зеленой тени он чистый Тарас Бульба. Усы вниз, пушистые – какая, к черту, Василиса! – это мужчина. В ящиках прозвучало нежно, и перед Василисой на красном сукне пачки продолговатых бумажек – зеленый игральный крап:
«Знак державноi скарбницi
50 карбованцiв
ходит нарiвнi з кредитовыми бiлетами».
На крапе – селянин с обвисшими усами, вооруженный лопатою, и селянка с серпом. На обороте, в овальной рамке, увеличенные, красноватые лица этого же селянина и селянки. И тут усы вниз, по-украински. И надо всемпредостерегающая надпись:
«За фальшування караеться тюрмою»,
уверенная подпись:
«Директор державноi скарбницi Лебiдь-Юрчик».
Конно-медный Александр II в трепаном чугунном мыле бакенбард, в конном строю, раздраженно косился на художественное произведение Лебiдя-Юрчика и ласково – на лампу-царевну. Со стены на бумажки глядел в ужасе чиновник со Станиславом на шее – предок Василисы, писанный маслом. В зеленом свете мягко блестели корешки Гончарова и Достоевского и мощным строем стоял золото-черный конногвардеец Брокгауз-Ефрон. Уют.
Пятипроцентный прочно спрятан в тайнике под обоями. Там же пятнадцать «катеринок», девять «петров», десять «Николаев первых», три бриллиантовых кольца, брошь, Анна и два Станислава.
В тайничке N 2 – двадцать «катеринок», десять «петров», двадцать пять серебряных ложек, золотые часы с цепью, три портсигара («Дорогому сослуживцу», хоть Василиса и не курил), пятьдесят золотых десяток, солонки, футляр с серебром на шесть персон и серебряное ситечко (большой тайник в дровяном сарае, два шага от двери прямо, шаг влево, шаг от меловой метки на бревне стены. Все в ящиках эйнемовского печенья, вклеенке, просмоленные швы, два аршина глубины).
Третий тайник – чердак: две четверти от трубы на северо-восток под балкой в глине: щипцы сахарные, сто восемьдесят три золотых десятки, на двадцать пять тысяч процентных бумаг. Лебiдь-Юрчик – на текущие расходы. Василиса оглянулся, как всегда делал, когда считал деньги, и стал слюнить крап. Лицо его стало боговдохновенным. Потом он неожиданно побледнел.
– Фальшування, фальшування, – злобно заворчал он, качая головой, – вот горе-то. А?
Голубые глаза Василисы убойно опечалились. В третьем десятке – раз. В четвертом десятке – две, в шестом — две, в девятом – подряд три бумажки несомненно таких, за которые Лебiдь-Юрчик угрожает тюрьмой. Всего сто тринадцать бумажек, и, извольте видеть, на восьми явные признаки фальшування. И селянин какой-то мрачный, а должен быть веселый, и нет у снопа таинственных, верных – перевернутой запятой и двух точек, и бумага лучше, чем Лебiдевская. Василиса глядел на свет, и Лебiдь явно фальшиво просвечивал с обратной стороны.
– Извозчику завтра вечером одну, – разговаривал сам с собой Василиса, – все равно ехать, и, конечно, на базар.
Он бережно отложил в сторону фальшивые, предназначенные извозчику и на базар, а пачку спрятал за звенящий замок. Вздрогнул. Над головой пробежали шаги по потолку, и мертвую тишину вскрыли смех и смутные голоса. Василиса сказал Александру II:
– Извольте видеть: никогда покою нет…
Вверху стихло. Василиса зевнул, погладил мочальные усы, снял с окон плед и простыню, зажег в гостиной, где тускло блестел граммофонный рупор, маленькую лампу. Через десять минут полная тьма была в квартире. Василиса спал рядом с женой в сырой спальне. Пахло мышами, плесенью, ворчливой сонной скукой. И вот, во сне, приехал Лебiдь-Юрчик верхом на коне и какие-то Тушинские Воры с отмычками вскрыли тайник. Червонный валет влез на стул, плюнул Василисе в усы и выстрелил в упор. В холодном поту, своплем вскочил Василиса и первое, что услыхал – мышь с семейством, трудящуюся в столовой над кульком с сухарями, а затем уже необычайной нежности гитарный звон через потолок и ковры, смех…».
Вот и стал я рассматривать свою купюру через лупу. Даже крап послюнявил – краска осталась на месте. Но часть признаков подделки, описанные Мастером, отыскал – усы у селянина обвислые, и двух точек над снопом нет. Правда, имеются две перевёрнутые запятые (они вверху, немного левее снопа и вы, увеличив изображение, сможете их разглядеть). Получается, что Булгаков описывал купюру по памяти и без особой точности.
Порывшись в Интеренете, я выяснил, что мой экземпляр всё-таки не фальшивка. Буква «О» в серии АО говорит нам, что эти 50 карбованцев печатались в Одессе, поскольку первые образцы, выпущенные украинским правительством Скоропадского 30 марта 1918 года, имели одну серию «АД» и единый номер – «185». А трезубец, что в правом углу, стал Государственным гербом Украинской Народной Республики, и остаётся таковым по сей день. Позже была и серия «АК», где «К» – означало Киев. А все серийные номера свыше № 210 означают, что печатались такие «бумажки» одесской типографией (стало быть, и моя) после взятия Одессы частями деникинской армии весной 1919 года. И это обстоятельство настолько возмутило правительство самостийной Украины, что оно официально объявило все серии с номерами выше 210-ти – фальшивыми, хотя на самом деле, «фальшака» с первой серией («АД» 185) было гораздо больше.
Из-за отсутствия водяных знаков государственных банковских билетах фальшивомонетчеством на Украине стали заниматься все кто хоть немного умел рисовать. Я думаю, что другой литературный герой – известный сын турецкоподданного Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей (Задунайский) – наверняка бы, не прошёл мимо такой возможности. Известны даже образцы, выполненные акварельными красками.
Но в следующем, 1920 году, почин белогвардейцев подхватили большевики и «нашлёпали» для нужд Главревкома (Западная Украина) несколько десятков миллионов (!) подобных дензнаков (от 236-го до 250-го номера).
Ну и последнее. Харитон Михайлович Лебедь-Юрчик, видный экономист и директор государственной казны УНР, в 1921 году эмигрировал в Польшу, а затем в Берлин, где долго преподавал. Умер в Германии в 1945 году в возрасте шестидесяти восьми лет.
Согласитесь, всего одна купюра, а сколько интересного! Здесь и гражданская и война, и персонажи Булгакова, и бонистика, и судьбы людей – всё переплелось воедино.
Ну так,что тут говорить, что тут спрашивать…Читаю и наслаждаюсь изложением авторских мыслей вокруг простой бумаженции.СПАСИБО!
Спасибо большое, Николай Семёнович. Буду и дальше стараться находить что-нибудь интересное.