Родился 8 июня 1945 года в селе Тугулук Ставропольского края. Работал каменщиком, мастером. В возрасте 33 лет получил тяжелую черепно-мозговую травму, полностью потерял слух, был поражен вестибулярный аппарат. Но Иван Павлович  не сдался. Через несколько лет смог возвратиться к профессии строителя, а через четверть века вернулся к занятиям музыкой, написал несколько мелодий к песням, будучи совершенно глухим. Участвовал в слетах бардов, в художественно-музыкальных фестивалях для людей с ограниченными физическими возможностями, где исполнял на баяне «Полонез Огинского», вальсы «Дунайские волны», «Утраченные грезы» и другие произведения. Им написано около 500 стихотворений. Он автор поэтического сборника «Наедине с тревогою своей» (Ставрополь, 2000 год). Его произведения публиковались также в нескольких коллективных сборниках, в журналах «Южная звезда», «Сельское Ставрополье», «Литературный  Кисловодск», в краевых газетах. Он женат, имеет двух дочерей, внучку и двух внуков. Продолжает работать по строительной специальности.

*       *       *
Мне судьбу не понять,
Чьими нитками вышита,
Где тут мать-благодать,
А где мачеха-выжига.

Мой мятущийся стих –
Дань сегодняшним веяньям,
Хоть и сам я возник
Из прошедшего времени.

Без руля и ветрил
Мчусь по заводи илистой,

Для себя я открыл
Путь к успеху извилистый.

Мне бы плыть по морям
К островам неизведанным,
Не спускать якоря
Перед всякими бедами.

Чтоб поэзии храм
Стал освоенным островом,
Чтоб безликим стихам
Никогда не потворствовать.

Чтобы слезы не лить
Над крутыми дорогами.
О себе возвестить
Незатертыми строками.

ЧЬЯ БОЛЬ СИЛЬНЕЕ

Я видел, как горят стихи,
Как превращались в пепел строчки,
Написанные от руки,
Ночных бессонных бдений дочки.

В шального пламени руках
Стихи, под властью чьей-то воли,
Как «ведьмы» в средние века,
Сгорая, корчились от боли.

И в стороне от лишних глаз,
Притихший дворик озаряли,
И вот, в последний вспыхнув раз,
В жестоких муках умирали.

Рассвет уж руки распростер,
Но в сердце боль засела прочно
У той, кто бросила в костер,
Подаренные кем-то строчки.

ЗЛАТОКУДРАЯ ДЕВОЧКА-ОСЕНЬ

Через призму забывшихся весен,
Сквозь сумятицу прожитых лет,
Златокудрая девочка-осень
Мне прощальный прислала привет.

На этюде в березовой рамке
Темно-красным рябины горят,
Кровоточит шиповник, как ранки,
Паутинки на солнце блестят.

Ручейка чуть приметное русло
Прорезает долину внизу…
Я любуюсь картиною грустно,
Под ресницами пряча слезу.

До чего же виденье красиво:
Вспышки кленов, осин и берез,
И к обрыву плакучие ивы
Тянут нити непролитых слез.

В глубине зеленеющих сосен
Вдруг привиделся глаз окоем:
Златокудрая девочка-осень
В разноцветном наряде своем.

…Вот уж птицы, в гурты собираясь,
Улетают в чужие края…
Я прощаюсь с тобой, я прощаюсь,
Невозвратная осень моя.

ДОМ ВИКТОРА ВОВКА*

Дом, по-сельскому кряжистый,
В приазовском краю.
Только часто мне кажется,
Что стоит он в раю.

Я однажды, по случаю,
В нем три дня проживал.
Хоть, возможно, и лучшие
Времена он знавал,

Но красивый, ухоженный
И глядит молодцом
Дом, с любовью заложенный
Для потомков отцом.

И, соседствуя с плавнями,
Из-под кленов-ракит,
Близорукими ставнями
На станицу глядит.

Хоть и зимами долгими
В нем никто не живет,
С новым летом вас Долгая,
Вновь коса позовет.

Так судьба уж устроила,
Что моментом одним,
Поспешите с женою вы
Но свидание с ним.

Устремитесь, как к острову,
Где начало начал:

«Здравствуй, дом наш потомственный!
Ты без нас не скучал?».

И – в преддверии вечности –
Он вас впустит в себя,
И все раны сердечные
Вмиг излечит, любя.
____________________

*Наследственный дом поэта и журналиста Виктора Вовка находится в станице Должанской на берегу Азовского моря у основания косы Долгой.

И ПУСТЬ ТЕБЕ ПРИСНИТСЯ СВЕТЛЫЙ СОН

Закончен день, на все похожий дни,
Улегся шум шагов чужих за дверью,
И остаемся мы с собой одни,
И ищем смысл, кто в вере, кто в безверье.

От жизни ожидаем ярких вех,
Стремясь отгородиться от неврозов.
И сыплет дождь, переходящий в снег,
На листья неопавшие березок.

Идем по жизни без поводыря,
Одолевая время и пространство,
На лучшее порой надеясь зря:
Достал ноябрь своим непостоянством!

Мечтаем и во сне, и наяву
Преодолеть колдобины и рифы,
Чтоб как-то удержаться на плаву,
Цепляясь за развенчанные мифы.

Ты думаешь о чем в сей поздний час,
Когда уже и осень на излете?
И все ж костер надежды не погас:
Душа у нас в сто раз моложе плоти.

Дряхлеет тело. Все ему не так.
Уже и на этаж взойдешь с одышкой.
Давно мы с бега перешли на шаг,
Но поддаемся возрасту не слишком.

И пусть тебе приснится светлый сон:
В нем сбудется все то, о чем мечтаешь…
А то, что я пишу тебе письмо,
Ты этого, конечно, не узнаешь.

НА ПОДМОСТКАХ ЖИЗНИ

Диск пронзительно выл – вечность ставила новые вехи,
Время бурно неслось за границы надуманных схем.
Разыграв водевиль, мы фальшивым взрываемся смехом,
Чтоб расчетливо скрыть, что сюжет безыскусен и нем.

За душой шансонье, за фасадом словесного блуда
Лакируем подлог, принимая его на «ура».
На задворках теряем остатки надежды на чудо
И, не веря сюжетам, спешим на подмостках сыграть.

Жизнь – бездушный театр, ну, а мы в нем — плохие актеры.
Поменяв декорации, верим: изменится мир.
Запотевшие стекла снижают нам угол обзора:
Мы не видим в упор, что спектакли затёрты до дыр.

Переменчивый мир нам тоскливый наносит румянец.
Под гипнозом легенд: кто честней, кто верней, кто нежней,
На потёртые души наводим сомнительный глянец:
Это проще всего – врачеванье намного сложней.

БЕЛАЯ ГРУСТЬ

В небе ноябрьском прячется тайна,
Мысли в разбег!
А на лицо мне тихо и плавно
Падает снег.

Щеки обсыпав, скроют снежинки
Слезы тоски,
Манной осядут мелкие льдинки
Мне на виски.

Зимние сказки, кажется, знаю
Все наизусть,
А на ладонях медленно тает
Белая грусть.

Скоро метели землю завьюжат
До белизны…
Станут нам в радость зимние стужи
Аж до весны.

Выйди из дому в полдень морозный
И улыбнись…
В пышном убранстве белые сосны
Тянутся ввысь.

Этих пейзажей грустные ноты
Запоминай…
Снова придет к нам через полгода
Ласковый май.

НАСТАЛО ВРЕМЯ КАМНИ СОБИРАТЬ

Известно всем, что жизнь у нас одна,
Такое свыше выдано нам право:
К любви — измены горькую приправу,
А все кричат: «О, времена! О, нравы!»,
И было так в любые времена,
И жизнь нам мстит за право жить сполна.

Мы прячемся за веские слова,
Но я сейчас перечислять не стану,
Все совершенства Пушкинской Татьяны:
Они на нас воздействуют едва,
Зато в душе моральные изъяны
Растут, как в поле, сорная трава.

Забыли мы заветы мудрецов:
Так с давних пор устроено на свете,
Что лада не найдут отцы и дети,
Мы перестали чтить своих отцов,
Хотя они ж за это и в ответе —
Не мы рождали их, в конце концов.

Встает дилемма — жить или играть
Слепую роль в божественном сюжете,
Когда на протяжении столетий
Лишь богу суждено за все карать,
А людям быть за все грехи в ответе:
Настало время камни собирать.

КОНИ

Однажды ранней осенью
Был поражен картиною:
От горизонта по степи
Летел табун лавиною.

Пылил косяк испуганных
Трёхлеток необъезженных,
Не взнузданных, не спутанных,
Неукротимо бешеных.

О, кони тонконогие,
Изящные, опасные,
Сдаётся, что у Бога вы
Любимцы, а не пасынки.

Создал Господь рачительно
Прекрасные творения —
Со щедростью дарителя
И  сдержанностью гения!

То неподступно дикими,
То чересчур игривыми,
С точеными копытами
И встрёпанными гривами…

О, кони, кони статные,
Куда, за кем вы гонитесь,
Когда же вы устанете
И где вы остановитесь?

Вот так и годы буйные
Летят лихою конницей,
И жизнь, едва проклюнувшись,
До горизонта клонится.

Но вечно будут вскачь нестись
Прекрасные творения,
Что созданы с изяществом
И простотою гения.

ЧЬЯ В ТОМ ВИНА?
На стихотворение Марии Серовой «Тонкие пальцы по клавишам белым».

Тонкие пальцы, нервные руки,
пряность вина…

Годы смятенья, годы разлуки,
чья в том вина?

Льются аккорды в окна печали,
стынет твой дом…

В то, что все песни мы отыграли,
верю с трудом.

Тонкие пальцы, нежные руки,
старый рояль…

Ветер уносит томные звуки
в темную даль.

Мы разминулись с Музой и Лирой
в мире былом,

Ты прозябаешь в грустной квартире,
я — за углом.

Дни ожиданья, нотная книжка
в каплях вина…

Смолкли аккорды, хлопнула крышка
и… тишина.